«И с глубины вам шлём привет…»

002 Все эти прекрасные новогодние планы — билет в филармонию, столик в «Пирита», все эти милые хлопоты с традиционной колбасой, брусничным вареньем, пивом, собственноручно заваренным в «спецбаллоне» (двойные стенки, сверху — знай наших! — укреплен манометр) — все было перечеркнуто после ночного телефонного звонка, когда в хриплом голосе диспетчера всплыло, наконец, ключевое слово:

— Авария!
И еще основной координат:
— Клаипела…
Еще в Балаклаве, в знаменитой школе водолазов, отработался условный рефлекс: сорок секунд на сбор по тревоге. Не более.
Но и не менее. И натягивая теперь разношенные ботинки на две пары теплых носков, он за эти сорок секунд успел мысленно пожелать «Head uut aastat» всем друзьям-товарищам и нечто прямо противоположное — злополучным английским морякам, посадившим на камни сухогруз с пшеницей.
«Как спасали? Как всегда…
ШТОРМИТ почему-то всегда в такой ситуации… Ну, сначала людей вывели, потом зерно. Оно от воды разбухает, может даже рвануть трюма… Были примеры…»
Отхлебнул кофе, неспешно раскурил сигарету и уточнил (есть у него такая обязательная черта — все на свете уточнять):
— Процентов семьдесят пшенички уберегли…
Орула Рубен Эдуардович. — «Отец мой крестьянин, человек верующий. По какому-то библейскому деятелю имя мне выбирал…». Год рождения 1933-й. — «Пятым ребенком в семье оказался. Прокорми-ка такую ораву…» Эстонец. — «Когда в армию призывался; по-русски только чуть-чуть понимал. Ну, а сейчас — главное средство общения. И библиотека, сам видишь, на обоих языках». Проживает в Таллине, проспект Карла Маркса… — «На островах я сегодня проживаю, вот где. Мы там для рыбаков портовые сооружения ведем». Коммунист. — «Ну да, сначала в комсомоле, я в сорок седьмом в комсомол вступал, еще потом год работал инструктором в Локсаском волостном комитете…» Место работы: АСПТР.
— «Записывай точно — таллинская группа Ленинградского экспедиционного отряда аварийно-спасательных, судоподъемных и подводно-технических работ Балтийского морского пароходства Министерства морского флота СССР. Вот так!..» Должность- старшина водолазной станции. — «В переводе -бригадир». Стаж работы по специальности: двадцать лет
— «Так нельзя сказать. У нас меряют на часы. 7460 часов под водой — это будет правильнее…».
Делим на двадцать четыре. Получается без малого год на дне морском.
Самый длинный год — это бесспорно.

От первого самостоятельного спуска — «Что-то у меня с воздухом не заладилось. Решил поднять тревогу. Дернул сигнальный конец, а сверху еще уменьшили подачу… Когда после пришел в себя, напомнили: по тревоге надо не один, а четыре раза дергать. А один — это и есть сбавить давление в скафандре…».
От первой работы на спасании . — «Около Паланги судно выбросило штормом на берег. Целый год его оттуда стаскивали…».

И — через всю жизнь тянется этот год, в котором каждая минута — своеоГфаз-ный экзамен и урок. — «Помню, под Рухну один финн уселся на мель. SOS дает — спасайте, мол, наши души! Мы подошли, сняли экипаж, я пошел пробоины смотреть Возвращаюсь на борт, докладываю , дело, мол, очень серьезное, вдруг ВИЖУ ихний капитан в приподнятом настроении. Чему радуется, судно-то гибнет… А его, говорит, и спасать не надо — оно у нас застраховано на двадцать процентов выше номинала.
Я тогда долго думал. Об отношении к собственности. Сколько труда в данный пароход вложено, сколько лет на нем команда отходила. И каких-нибудь два часа назад за небрежность в отношении к механизму на матроса вполне могли штраф наложить, а то и уволить. А тут одним разом — и все трын-трава. Капитану жалеть не о чем — ему страховой процент полагается. А

экипажу тем более — не свое добро гибнет, хозяйское.
Сейчас как раз читаю доклад на торжественном заседании. Отчеркнул у товарища Брежнева такой момент: «Иными стали рабочий класс — основная производственная сила общества, наиболее прогрессивный класс современной эпохи, колхозное крестьянство, отрешившееся от частнособственнической психологии, советская интеллигенция, отдающая все свои творческие силы делу коммунистического строительства». По-моему, очень важный момент. Мы вот на собраниях ратуем, так сказать, за хозяйское отношение. Тут, конечно, много впереди работы. Но я вот не представляю просто, чтобы кто-нибудь из наших обрадовался гибели судна. Будь оно хоть сто раз перестраховано. Это о чем говорит? Психология изменилась насчет «мое» и «не мое». Все мое, все наше.
Мне вот много пришлось побывать за рубежом. В Хельсинки, Стокгольме, Гетеборге, Копенгагене. Встречал там разных людей, между прочим, и эстонцев. Приглашают к себе и, слышу, советуются: «Масла надо 50 граммов , докупить и колбасы 100″. А ведь не скажу, что напрочь бедные люди. Только все время рассчитывают: гость, мол, больше не съест. Я их понимаю: упаси бог, наступит день, когда яти кроны потребуются. А взять-то неоткуда. Ну, посидели мы, я про Таллин рассказал, а обедать, извините, на свое судно отпросился. Гляжу: просветлели мои хозяева. ..».

Но это было позднее. А в ту ночь, помогая иностранным морякам, едва не погиб Рубен Орула. Поскользнулся на обледеневшем мотоботе, свалился за борт, а тут волна кинула их прямо на судно. Спас его Айво Питк, тогдашний старпом «Гермеса», подхватил мощной рукой за робу. Впрочем, это уже другая история, которую мне рассказывали другие люди. .. И я упоминаю о ней лишь для того, чтобы сказать не только об уроке, но и об очередном экзамене. На преданность нелегкой профессии.
Мне пришлось беседовать с товарищами Рубена. «Из водолазов не уходят, — утверждают они. — Если кто попробовал эту работу — уже ее не бросит…».

А почему?
«Ну вот, все тебе объясни. ..»
Это действительно сложно объяснять. Надо натянуть на себя девяносто килограммов резины и надраенной меди, почувствовать напутственный хлопок товарища по спине — двигай, мол, — ступить на короткий трап, а затем, перебирая руками веревку, медленно добраться до дна сквозь темнеющую воду, поднять облако песка и двинуться вперед. Что там?
Вчера это мог быть корпус затопленного крейсера. Производственное задание: заложить взрывчатку, после взрыва застропить — и «вира!» отдельные куски — да, теперь уже металлолома. А вчера, тридцать лет назад.. У тебя в ушах не только голоса парней, оставшихся наверху у аппаратуры… Ты слышишь предсмертный крик торпедированного корабля.
А еще через день находишь ящик снарядов…
Или. У рыбаков Виртсу неприятность — поврежден корпус СТБ. И одновременно обязательство — выполнить годовой план к 50-летию СССР. И пусть это твой рожднгия. Чокнулся с товарищами стаканом воды
— так ведь было 2 ноября?
— и пошел под воду на сварочные работы. — «Что это значит: не кочегары мы, не плотники? Мы-то как раз и плотники, и каменщики, и бетонщики, и сварщики, и взрывники. В Таллине новый рыбный порт строили — водолазам пришлось потрудиться, сколько со дна металла подняли. А причалы? Особенно на островах. Порты Роомассааре, Веоре, сейчас в Виртсу. И каждый раз новые решения надо искать применительно к конкретным обстоятельствам. Очень сложные возникают задачи. Вот нынче летом в Мяннику поднимали земнасос. Семьдесят тонн, а место ограничено, понтоны не подведешь. .. Ну ладно, это уже технология… Ты рыбу ловил голыми руками? То-то. А мы с камбалой по-дружески: Здорово! — ,и в сумку. И техника у нф сегодня интересная. Вот я лично горжусь, что единственную в Балтийском бассейне спецмашину получил. С барокамерой. И вообще o- с глубины вам шлем привет… Нет, не это главное, почему водолазы не уходят… Есть особая причина. ..».
Да, у них у всех совершенно особая причина. Особое чувство локтя.
Вот он, Рубен Орула — эстонец, Саша Замотайлов — молдаванин, Семен Любобратец — украинец. Виктор Суховерхое — русский… Они ДРУГ другу все равно что родные люди. Потому что иначе не может быть у водолазов. Потому что когда кто-то уходит на дно, он обязательно должен слышать в наушниках голоса ребят, знать, что те думают о нем беспрерывно, готовы в любую минуту прийти на помощь.
«Вот тебе и ответ», — резюмирует Рубен.
М. РОГИНСКИЙ.
(Спец. корр. «Сов. Эст.»).
На снимке: слева направо: Рубен Орула, Виктор Сухо-верхов и Александр Федченко.
Фото Ф. Ключика.