Воинское воспитание: суждения, опыт. КАК летчику-инспектору, мне часто приходится бывать в авиационных частях, встречаться с разными людьми. Обычно эти встречи оставляют самые приятные впечатления, потому что в общении с людьми познаешь много нового и интересного, а в процессе совместной учебы становишься очевидцем проявления их высоких нравственных качеств. Но иногда сталкиваешься с такими случаями в поведении людей, от которых на долгое время остается в душе горький осадок. О двух таких случаях хочется рассказать подробнее.…Летно-тактическое учение было в разгаре. Завершив первую атаку наземной цели, истребители зашли на полигон со стороны солнца и нанесли новый огневой удар по мишеням из пушек. Учение было зачетным, и, казалось бы, каждый, кто шел за командиром в плотных боевых порядках, хорошо понимал возложенную на него ответственность, старался все сделать наилучшим образом. Но когда приземлились самолеты, специалисты пришли к выводу, что один из летчиков не открывал огня. «Демаскирующим» признаком было отсутствие гари в тех местах, где стволы пушек выходят из крыла. Вооруженцы забили тревогу: не по их ли вине произошел отказ? Офицер Л. Неделькин, летавший на этом истребителе, отозвал в сторонку начальника группы и полушепотом предупредил:
— Не афишируйте этот случай. Вашей вины в нем нет. Я просто забыл переключить тумблер.
Примерно то же было сказано и технику самолета. Но как ни старался Неделькин скрыть оплошность, молва о ней быстро дошла до штаба. Авиаспециалисты не пошли на сделку с совестью: честно доложили по команде.
Когда стали разбираться в причинах неприглядного поведения офицера, пришли к выводу, что тот прибегнул к нечестности из-за ложного понимания своего авторитета. Ему, видите ли, показалось, что допущенная оплошность «принизит» его в глазах подчиненных, лишит морального права на требовательность. Ну что на это скажешь? Ведь совершенно очевидно, что авторитет завоевывают не затушевыванием ошибок, не сокрытием промашек, а кропотливой работой над их устранением. Не думаю, что эта прописная истина неизвестна тов. Неделькину. И тем не менее он встал на путь обмана.
Нечестность подобного рода лежит, как говорится, на поверхности, и обнаружить ее довольно просто. Нетрудно в таких случаях принять и конкретные воспитательные меры. Но иногда нечестность проявляется иначе. Разными «смягчающими» обстоятельствами некоторые товарищи пытаются оправдать заведомо ошибочные действия или поступки, утаить правду.
Однажды лейтенант Подкорышев возвращался с полигона. К аэродрому он вел истребитель на высоте двух тысяч метров. При подходе к кругу посадки летчик запросил у руководителя полетов эшелон захода в круг, и тот разрешил снизиться до 800 метров. Так как круг был уже близко, летчик решил снижаться «повеселей». Занятый осмотром окружающего пространства, он не заметил, как «проскочил» заданный эшелон и попал на опасную высоту. Хорошо представляя, что допущенная ошибка грозит столкновением в воздухе, Подкорышев решил мгновенно исправить ее. В считанные секунды летчик создал машине такую перегрузку, что подвесные баки не выдержали и оторвались от самолета. После посадки офицер доложил, что баки сбросил на полигоне при выводе самолета из пикирования. На этой версии он настаивал до тех пор, пока тщательный анализ бароспидограммы не поставил все точки над «и».
Возникает вопрос: почему летчик решил покривить душой, сразу не сказал правду? На первую половину ответить просто. Летчик, видимо, рассудил: коль баки утеряны, то пусть они «упали» там, где их часто сбрасывают. Об ошибке его вряд ли кто догадается. А вот о втором «почему» следует поговорить подробнее, хотя каждому ясно, что летчик побоялся ответственности. Он знал, что за допущенную оплошность по головке не погладят. Предполагал, видимо, что элемент случайности в расчет не возьмут и взыщут по всей строгости. Потому и придумал себе «амортизатор».
Я вовсе не склоиен оправдывать поступок лейтенанта Подкорышева, брать его поведение под защиту. Ведь совершенно очевидно, что он смалодушничал и проявил нечестность. А такое в армии, и особенно в авиации, недопустимо. Эта аксиома не нуждается в комментариях. Однако некоторые нюансы воспитательной практики отдельных командиров наводят на размышления.
Давайте подумаем, а правильно ли мы поступаем, когда четко не разграничиваем, где допущена нечестность, а где — оплошность, когда за любую ошибку летчика, даже порой как следует не разобравшись в ней, начинаем устраивать разнос в «назидание потомкам». У некоторых командиров стала даже обиходной фраза-формула «Признайся честно. Ну поругают тебя, взыскание объявят… Зато другим наука будет». Произнося эту тираду, такой воспитатель, видимо, и не помышляет о негативной реакции со стороны подчиненного. Почему вдруг взысканий за… честность? Если бы речь шла о неблаговидном поведении, о попытке скрыть правду — тогда другое дело. Если бы, наконец, угрожали наказанием за грубую оплошность — тоже дело понятное. А вот за честность почему — непонятно. Слушает такое назидание человек, не искушенный в жизни, и думает: «Правду или неправду скажешь, цена одна — взыскание. А не поискать ли золотую серединку?..» Смотришь, и «родилась» версия-амортизатор.
Более того, иные командиры оценивают свою воспитательную роль количеством «разносов» за день, неделю и месяц. А какой-то «мудрец* даже теорию вывел: дескать, летчик после «усердной» проработки лучше летает. На самом же деле (сужу по себе) после такой «профилактики» он садится в кабину удрученный и в полете думает не столько о том, как лучше выполнить запланированное упражнение, сколько о злосчастной ошибке, за которую получил «головомойку».
У читателя может возникнуть вопрос: а не ратует ли автор статьи за всепрощенчество? Нет, не ратую. Но считаю, что строгая командирская требовательность ничего общего не имеет с бездумным нажимом на голосовые связки, с огульным охаиванием всех и вся. Индивидуальный подход — этот испытанный и надежный метод — особо необходим авиационному командиру. Умение найти в характере подчиненного те «струны», которые бы при тонком прикосновении к ним зазвучали на нужной ноте, — вот искусство настоящего воспитателя. И в этом немаловажную роль играет дбверие к человеку, глубокий объективный анализ причин, породивших ошибку, всесторонний учет индивидуальных особенностей пилота.
Безусловно, нельзя не наказывать того пилота, который сознательно, в угоду каким-то корыстным целям, пошел на нарушение установленных правил или на обман старших. Разве, скажем, можно было оставлять ненаказуемой попытку обмана, допущенную офицером Неделькиным? Нет, конечно. Убежден, что в данном случае прощение вины сыграло бы потворствующую роль. Тем более за ним и раньше наблюдались факты нечестного поведения, «возвышающих» приписок в летной книжке. В других же — вовсе не обязательно прибегать к наказанию. Важно не оставлять проступок без воздействия. А воздействовать можно не только методом «проработки».
В этой связи мне вспомнился примечательный случай. Летчик выполнял последний полет по программе переучивания на новый тип сверхзвуковой машины. После посадки решил навести «порядок в кабине». На рулении выключил радиокомпас, убрал щитки-закрылки, отключил ряд других приборов. При постановке крана шасси в нейтральное положение случайно перевел его в положение «убрано». Когда в кабине погасли все три лампочки выпущенного положения шасси, пилот понял, что допустил.’ грубейшую ошибку. Попытка мгновенно исправить ее не дала желаемого результата: самолет стал крениться на левое крыло. Пришлось выключить двигатель. К самолету сбежались техники, подъехал подполковник Телепов — в то время он исполнял обязанности командира части. Виновник происшествия на его спокойный, хладнокровный вопрос «Что случилось?» честно объяснил причину крена и смиренно приготовился к классическому «разносу». Но подполковник, прекрасно понимая состояние пилота, тем же спокойным тоном приказал:
— Снимайте доспехи и отдыхайте. Через два часа зайдите ко мне.
В кабинете, конечно, разговор был не из приятных. Командир обстоятельно проанализировал ошибку пилота, показал ее истоки. И что примечательно: во время беседы он ни разу не повысил голоса. Только укоризненный взгляд выдавал его возмущение. Виновник, конечно, ушел от командира с внутренней готовностью к любому наказанию. Но после разговора в кабинете командир больше ни разу не вспомнил о злополучной оплошности.
С тех пор прошло уже более десяти лет, но случай тот помнится до мельчайших подробностей. Остается только добавить, что произошел он с автором этих строк.
Из всего сказанного мне хотелось бы сделать такой вывод: честность летчика, особенно в начале его службы, во многом зависит не только от самосознания, но и от реакции старших товарищей на его оплошности и ошибки. Чем доверительнее будут отношения между начальником и подчиненным, чем доброжелательнее будет командир — умудренный опытом воспитатель — относиться к своим питомцам, тем большим старанием и признательностью они будут отвечать ему в деле, тем меньше будут возлагать надежд на пресловутые «версии-амортизаторы» при допущенных ошибках. Короче говоря, атмосфера дружбы и взаимного доверия, принципиальной взыскательности и глубоко партийного реагирования всегда способствует развитию в человеке высоких нравственных качеств.
Майор А. ЕНА, военный летчик 1-го класса.
Газета «Красная Звезда», 10 января, 1973 года.
(В настройках страницы, указанную дату опубликования, считать неправильной). 1963 г. — неверно. 1973 г. — верно.